Дональд Маклейн (1913—1983), он же «Уайзе», «Стюарт», «Лирик», «Гомер»

Казалось, блистательная политическая карьера Дональда Дюарта Маклейна была предопределена с детства. Его отец, шотландец, сэр Дональд Маклейн — старший был членом парламента, лидером «независимых либералов», заместителем спикера Палаты общин и министром образования — видным политическим деятелем, отличавшимся независимостью взглядов и высокими нравственными качествами. К тому же, в отличие от подавляющего большинства политиков, вопросы народного благосостояния беспокоили его не только на словах и на бумаге.

А вот на собственных детей у него не хватало времени. Дональд рос достаточно замкнутым и был не слишком любим сверстниками: необщительность часто воспринимается как высокомерие. В 1931 году он поступил в Тринити-колледж Кембриджского университета, на отделение иностранных языков и литературы.

Вскоре Дональд Маклейн вошёл в коммунистическую группу и одно время даже был её секретарём, выступал на митингах, участвовал в антиправительственных демонстрациях рабочих. Разумеется, свою политическую жизнь и новые убеждения юноша тщательно скрывал от высокопоставленного отца. Однако в 1932 году сэра Дональда, недавно занявшего министерский пост, не стало, и значит, Дональду-младшему с тех пор во многом приходилось рассчитывать только на себя.

В числе ближайших друзей Маклейна по университету был Гай Бёрджесс — постоянный собеседник в разговорах на политические темы, от которого он перенял неприятие капиталистического мироустройства вообще и США как его символа в частности. Но если Бёрджесс, увлечённый коммунистической идеей, основательно запустил учёбу, то Маклейн занимался очень старательно. В перспективе Дональд видел себя педагогом, мечтал о научной и преподавательской деятельности. Он говорил кембриджским друзьям, что мечтает обучать английскому языку русских детей. Веря в победу марксистско-ленинского мироустройства, Дональд считал, что «мировая революция завершится по-английски, и потому русские люди должны знать английский».

Работать на советскую разведку Маклейн начал в 1934 году, после того как его рекомендовал Ким Филби. Дональд получил оперативный псевдоним «Уайзе» (по-немецки — «сирота», что было связано со смертью двумя годами ранее его отца-министра), а позднее был также «Стюартом», «Лириком» и «Гомером».

Решение Маклейна служить Советскому Союзу нельзя рассматривать иначе как на фоне великой экономической депрессии 1930-х годов и нарастающей угрозы нацизма, которая исходила главным образом от гитлеровской Германии. Он принадлежал к высшему британскому обществу, и его ожидала блестящая карьера в государственных учреждениях Британской империи. Однако Дональд, как и его товарищи по Кембриджской пятёрке, глубоко переживал вопиющее экономическое и социальное неравенство, которое видел вокруг себя. Они были своего рода «английскими декабристами» и верили, что только учение Ленина и дисциплина Коминтерна смогут избавить Британию от этих бед, мобилизовать силы социализма на борьбу с нацистскими штурмовиками.

Кстати, одно из первых заданий, которое Дональду пришлось выполнять, это как раз выявление профашистски настроенных лиц в правящих кругах и высшем обществе страны — с ним Маклейн справился тогда вполне успешно.

Изначально на службу в МИД Великобритании (Форин-офис) Дональд Маклейн не собирался. Однако представители резидентуры предложили ему избрать дипломатическую карьеру,
где он мог бы приносить разведке максимальную пользу.

В октябре 1935 года Дональд Маклейн, получивший дипломатический ранг третьего секретаря, был зачислен в западный отдел МИДа, курировавший Францию, Нидерланды, Бельгию и Испанию, а также занимавшийся делами Лиги Наций, в состав которой тогда только что вступил Советский Союз. Как вскоре оказалось, Дональд имел доступ абсолютно ко всем поступающим в отдел документам. В Форин-офисе в те годы царило удивительное благодушие. В спецслужбах царит жёсткое правило: каждый сотрудник работает только с теми бумагами, которые поручены именно ему, и не имеет права заглядывать в дела своего товарища. А тут секретные мидовские документы можно было даже выносить за пределы ведомства и, соответственно, фотографировать.

Так что в скором времени Маклейн начал регулярно и интенсивно передавать в резидентуру пачки секретных мидовских документов, которые советские оперативные работники переснимали той же ночью и затем отсылали в Москву, наутро возвращая источнику оригиналы. Для срочной пересъёмки особо важных материалов Дональду был передан специальный фотоаппарат.

Однако и британская контрразведка не сидела сложа руки: в середине 1937 года был арестован один из сотрудников МИДа, который в прошлом был коммунистом. После этого связь с Маклейном и другими членами Кембриджской пятёрки на время даже была прекращена. Впрочем, ничего плохого более не произошло, а судя по тем документам, что продолжали проходить через руки Маклейна, его положение в Форин-офисе оставалось прочным. Связь возобновилась, и поступавших от Дональда материалов вновь было так много, что для их обработки потребовался специальный сотрудник резидентуры.

Весной 1938 года Центр реализовал предложение о «самостоятельной линии» связи для «Уайзе». Для помощи Маклейну в нелегальную резидентуру в Лондоне прибыла Китти Харрис — она же «Джипси» («Цыганочка»), она же «Норма». Она сняла квартиру специально для того, чтобы Маклейн мог приносить туда для фотографирования документы из МИДа, и 4 апреля 1938 года установила с Дональдом контакт по ранее оговорённому паролю. Расчёт был на то, что встречи двух молодых людей будут выглядеть вполне естественно и не привлекут внимания окружающих.

Однако расчёт оказался не до конца верным. Передача материалов явно улучшилась, но неожиданностью стало то, что между молодыми людьми вспыхнул бурный роман. В результате грубой ошибки «Джипси» в вопросах конспирации — она сообщила Дональду имя, которым подписывает его материалы, а он в следующий раз им и подписался — возникла опасная ситуация, потенциально угрожающая безопасности агента. И тем не менее, когда в сентябре 1938 года Маклейна в рамках ротации кадров перевели на работу в британское посольство в Париже, также было принято решение отправить вслед за ним во французскую столицу его связную, Китти Харрис.

Известно, что повышение и назначение «в центр мира», как часто называют Париж, Дональду очень польстило и он «сиял от восторга». «Дональд Маклейн, прослужив в Форин-офисе два года, зарекомендовал себя как прекрасный работник, — было написано в сопровождающем его рекомендательном письме, адресованном послу во Франции. — Это обаятельный, умный и рафинированный человек».

Маклейн, работая в Париже, передавал в Центр не только материалы своего посольства, но и многие другие интересующие Москву документы: Форин-офис рассылал по своим представительствам за рубежом копии докладов британских послов в других странах. В частности, много внимания Дональд уделял событиям гражданской войны в Испании, которая в то время уже подходила к концу.

Дональду приходилось запоминать основные положения прочитанных им документов и, приходя к «Джипси», которая снимала номер в парижской гостинице, подробно пересказывать их содержание. Заниматься в гостиничном номере пересъёмкой материалов, для чего требовалось соответствующее оборудование, в том числе и подсветка, было невозможно. Техника была бы замечена первой же горничной, зашедшей для уборки номера, — и наличие подобной аппаратуры, несомненно, вызвало бы интерес полиции. Фотографировать телеграммы и прочие бумаги в самом посольстве также представлялось затруднительным — здесь все были на виду.

Нет смысла объяснять, что между документом и его пересказом, пусть даже и самым точным, есть разница. Так, когда в июле 1939 года от Маклейна поступила важная информация о Финляндии — обстановка на Карельском перешейке обострялась, дипломатические переговоры результатов не давали, и война казалась уже неизбежной, — Центр высоко её оценил, однако выразил настоятельный интерес к конкретному документу. Но самого документа в распоряжении Маклейна не было.

Стало ясно, что необходимо возрождать лондонскую «фотостудию», для чего «Джипси» сняла в Париже квартиру, куда и перевезла все свои фотопринадлежности. В Москву вновь стали передаваться фотокопии документов.

В конце лета 1939 года, когда «Джипси» возвратилась в Париж из отпуска, вдруг оказалось, что связь парижской резидентуры с ней и Маклейном утрачена. Причиной тому были серьёзные кадровые перестановки в НКВД СССР. 25 ноября 1938 года наркомат внутренних дел возглавил Лаврентий Берия, после чего началась чистка старых ежовских кадров. Она не могла не затронуть и внешнюю разведку, и сотрудники парижской резидентуры, которые поддерживали оперативный контакт с Маклейном и Китти, в числе многих были отозваны в Центр.

Оценив обстановку, Китти Харрис пошла на очень рискованный шаг: пришла в советское посольство и встретилась с новыми сотрудниками резидентуры. Связь была восстановлена.

Поход в посольство остался без последствий, зато с другой стороны для «Джипси» возникла реальная опасность — и не одна. Сначала в Центр пришло сообщение из Вашингтона, что бывший член бюро компартии США Гитлоу, давая показания в комиссии конгресса США по расследованию антиамериканской деятельности, назвал имя Китти Харрис как агента Коминтерна, которая затем, очевидно, стала работать на советскую разведку. Но более конкретные данные на «Джипси» дал Вальтер Кривицкий — бежавший в Соединённые Штаты нелегальный резидент советской разведки в Западной Европе. Возникла серьёзная угроза безопасности не только связной, но и, разумеется, самого Дональда Маклейна.

Однако от Маклейна поступала ценнейшая информация, имевшая исключительно большое значение в связи с началом войны в Европе. И Центр пошёл на риск, приняв решение не прекращать работу с разведчиками и не выводить Китти из-под возможного удара. По счастью, этот риск себя оправдал, «Джипси» продолжала регулярно передавать информацию в Москву.

Но тут пришла другая беда: потерпели крах личные отношения Дональда и Китти. Как оказалось, Дональд повстречал в Париже богатую американскую студентку Сорбонны Мелинду Мерлинг и увлёкся ею.

Сложно сказать, насколько «Джипси» была права, но в январе 1940 года она срочно вызвала на встречу парижского куратора Маклейна, известного под оперативным псевдонимом «Форд», и сообщила, что Дональд заинтересовался «посторонней женщиной». В общем, «служебный роман» завершился. Китти Харрис переживала любовную разлуку, но продолжала выполнять обязанности связной.

10 мая 1940 года Германия напала на Францию. Война продолжалась очень недолго — через месяц французское правительство покинуло Париж, а французская армия сложила оружие. Китти и Дональд встретились в последний раз, когда гитлеровцы были всего в нескольких десятках километров от Парижа. Маклейн сообщил, что эвакуируется вместе с британским посольством, так что работа прекращается.

За два дня до падения французской столицы Дональд Маклейн и Мелинда Мерлинг зарегистрировали брак. Следует отметить: когда возникла реальная угроза Парижу, посольство Великобритании охватила паника — многие дипломаты думали только о том, как бы поскорее вернуться на свой остров, который на тот момент казался таким безопасным. Однако Маклейн и ещё несколько сотрудников не потеряли самообладания: они составили план эвакуации посольства, уничтожили бóльшую часть документов, вывезли наиболее важные дела. Дональд с молодой женой последними покинули опустевшее здание, на автомобиле добрались до побережья и на торпедном катере возвратились в Британию. Отвага и самообладание Маклейна были отмечены руководством Форин-офиса.

Материалы, которые накануне Второй мировой войны Маклейн передал советской внешней разведке, составили в архиве около сорока коробок, каждая из которых содержала примерно 300−350 страниц секретной документации. Таким образом, в Москву было отправлено свыше 12 тысяч страниц!

По возвращении на родину Маклейн был прикомандирован к главному управлению МИДа всё в том же ранге второго секретаря. На этом посту он получил доступ к документам, которые имели отношение к адмиралтейству, военному ведомству и министерству снабжения. В Лондоне оставаться из-за бомбёжек было опасно, и молодая жена Мелинда на время уехала к родителям в США.

В декабре 1940 года из Лондона, который уже ежедневно подвергался налётам нацистской авиации, Дональд Маклейн писал в Москву, в Центр:

«Эта работа для меня так же важна, как для вас, если не важнее, потому что это моя жизнь, я только для этого и живу. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы обеспечить её безопасность. Я не могу сказать, что люблю эту работу, но я признаюсь, что для меня она представляет наилучший способ участвовать в нашей великой борьбе. Я имею твёрдое намерение устоять, пока меня не отзовут с этого поста».

Не пересказывая всего сделанного Дональдом Маклейном за время Великой Отечественной войны, скажем, что с 1941 по 1945 год Центр получил от него 4593 документа…

Дональд Маклейн отлично сработал и по атомной проблематике, особенно когда занимал должность первого секретаря английского посольства в Вашингтоне и работал в так называемом комитете совместной политики. Маклейну как содиректору его секретариата было дано сверхсекретное задание по координации деятельности двух организаций, занимавшихся созданием атомной бомбы: американского Манхэттенского проекта и английского Тьюб Аллойз проекта.

Соединённые Штаты тогда уверенно выходили на первые роли в мировой политике — в ослабленной войной Европе конкурентов у них не было. Когда советское руководство пыталось получить какие-то преференции для своей страны, которая вынесла основную тяжесть войны и реально обеспечила победу над врагом как в Европе, так и на Дальнем Востоке, администрация США фактически блокировала все советские предложения. Если правительства европейских стран могли с ними согласиться или хотя бы смириться с ними, то президент Трумэн был непреклонен. Так случилось, в частности, когда Сталин пытался обеспечить Советскому Союзу выход в Средиземное море: американцы тогда отвергли наши предложения, а СССР в ответ — требования стран Запада. Может быть, именно знание того, до каких политических рубежей можно идти, позволило не допустить начала новой войны.

По сообщениям Маклейна, в тот момент работавшего под оперативным псевдонимом «Гомер», было известно, что Трумэн претворял тогда в жизнь свою «доктрину сдерживания», целью которой было «прекращение распространения коммунизма».

Информацию Дональда Маклейна подтверждал и работавший в то время в Вашингтоне Ким Филби. Но, как это нередко случается, слишком уж «взвешенная» и разумная позиция советской стороны породила предположение, что «русские что-то знают» — возникли подозрения об утечке информации на очень высоком уровне. В октябре 1947 года Дональд сообщил, что в США находятся несколько сотрудников британской контрразведки, работающих в контакте с агентами ФБР.

Контрразведывательный режим в британском посольстве явно усилился. Более того: один из английских контрразведчиков доверительно рассказал Маклейну, что американцы арестовали двух советских агентов и что ФБР имеет данные ещё на нескольких возможных, однако улик на них пока недостаточно. «Гомер» даже просил на время прекратить с ним связь. Однако из-за того, что от него в тот момент поступала ценнейшая информация, Центр решил лишь увеличить меры предосторожности и проводить его встречи с оперативным работником резидентуры не чаще раза в месяц.

Летом 1948 года Маклейн был назначен советником посольства в Египте. Тогда ему было только 35 лет, и он стал первым британским дипломатом, достигшим в таком молодом возрасте столь высокого ранга. Однако, очевидно, на его здоровье ощутимо сказались огромные нервные перегрузки военных и последующих лет, обострённые ещё и тяжёлым климатом. Именно тогда в одном из писем Дональда вдруг прозвучала просьба: «Заберите меня в Москву!».

В 1950-м он возвратился на родину, где возглавил американский отдел Форин-офиса — и его работа с советской разведкой продолжалась. Но британская контрразведка МИ-5 и ФБР также не прекращали поисков. В конце концов в июне 1950 года американцам удалось частично расшифровать одну телеграмму, ещё в 1945 году посланную в Москву резидентурой в США: стало ясно, что в ней сообщалось о секретных англо-американских переговорах. Контрразведка начала проверять всех, кто мог об этих переговорах знать, и в конце концов подозрение пало на двух людей, одним из которых был Дональд Маклейн. За ним было установлено негласное наружное наблюдение…

Для спасения своего ценного агента советская разведка разработала и провела операцию, в которой были задействованы и старые друзья Маклейна — Ким Филби и Гай Бёрджесс. Закончилось всё вполне благополучно: вечером в пятницу 25 мая 1951 года Гай Бёрджесс зашёл к Дональду и пригласил его на часок в клуб, однако вместо клуба друзья прибыли в порт и уже через несколько минут стояли на палубе парохода, навсегда увозившего их с Туманного Альбиона. «Наружка» не сработала — видимо, подозрения в отношении высокопоставленного дипломатического чиновника также были туманны. Дальнейший путь Бёджесса и Маклейна пролегал через Францию, Швейцарию и Чехословакию — в Советский Союз. Уже 27 мая 1951 года они были в Москве.

Первое время в целях обеспечения личной безопасности разведчики были «спрятаны» в Куйбышеве, как тогда именовалась Самара, а в 1955 году они переехали в Москву. Здесь Дональд Маклейн стал консультантом советской внешней разведки и сотрудником журнала «Международная жизнь».

Затем более двадцати лет он проработал старшим научным сотрудником в Институте мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) Академии наук СССР, защитил докторскую диссертацию по теме «Британская внешняя политика после Суэцкого кризиса», которая была издана в виде книги, стал авторитетным учёным-международником.

Маклейн так хорошо овладел русским языком, что вскоре писал и говорил по-русски почти без ошибок. Он вступил в КПСС и активно участвовал в работе партийной организации института. Кроме того, Дональд был ещё и членом учёного совета института, присутствовал при защите диссертаций и присуждении учёных степеней. В общем, он наконец-то пришёл к тому, о чём мечтал в юности — к серьёзному занятию наукой.

Заслуги его на этом поприще получили немало высоких оценок. Маклейн был награждён не только орденом Красного Знамени, как и его товарищи по Кембриджской пятёрке, но и орденом Трудового Красного Знамени.

Как сказал о Маклейне другой выдающийся английский разведчик, Джордж Блейк, «он старался стать членом советского общества и помочь ему строить коммунизм».

Дипломат и разведчик, Маклейн не только видел и понимал ошибки тогдашнего советского руководства, но и надеялся помочь их исправить, обращаясь в различные властные инстанции. В частности, он решительно выступил против развёртывания в Восточной Европе ракет СС-20, утверждая, что это приведёт к ещё бóльшему росту международной напряжённости и очередному витку гонки вооружений, которую и так уже не выдерживала наша страна.

«В конце жизни ему предстояло принести большую личную жертву, — говорил Джордж Блейк. — Через два года после его приезда в Советский Союз к нему приехали его жена Мелинда и трое их детей. Они так и не смогли освоиться в этой стране и не были здесь счастливы. Всю жизнь Дональд страдал от чувства вины за то, что вырвал жену и детей из привычной для них жизни. Когда в конце семидесятых годов его сыновья с их советскими жёнами выразили твёрдое желание эмигрировать в Британию или США, он счёл своим долгом сделать всё возможное, чтобы помочь им…». Советское руководство отнюдь не стремилось опускать перед семьёй Маклейна железный занавес — разрешение на выезд было дано без особых проблем. Дональд остался в Москве и продолжал трудиться на своей новой родине.

И снова вспоминает Джордж Блейк: «У Дональда было много друзей и знакомых, сотрудники уважали и любили его. <…> Он отказался от каких-либо привилегий, одевался и питался очень скромно. За все четырнадцать лет нашего знакомства он не выпил ни капли спиртного, хотя было время, в том числе после приезда в СССР, когда он сильно пил. „Вместо того чтобы стать алкоголиком, — говорил он о себе, — я стал трудоголиком‟. И правда, Дональд всё время писал обзоры, отчёты, статьи и книги или участвовал в конференциях и „круглых столах‟. Он воспитал целое поколение специалистов в области британской внутренней и внешней политики».

Дональд Маклейн умер от рака 9 марта 1983 года. Гражданская панихида прошла в актовом зале института. По словам очевидца, это было «трогательное прощание с человеком, которого очень уважали и любили все, кто знал его даже не как знаменитого разведчика, а как доброго и справедливого товарища, настоящего английского джентльмена в лучшем смысле этого слова». Выступали академики и доктора наук, говорившие о Дональде как о замечательном учёном, выступали руководители внешней разведки, которые оценили его вклад в победу над фашизмом и обеспечение безопасности на планете, выступали его друзья, вспоминавшие очень душевного, замечательного человека…

В соответствии с завещанием Маклейна тело его было кремировано, а урну с прахом его сын Фергюс, который опоздал на похороны, отвёз в Великобританию, чтобы похоронить в фамильном склепе в Лондоне.

В библиотеке Института мировой экономики и международных отношений, среди портретов знаменитых учёных, которые здесь работали, есть и портрет Маклейна. Долгие годы возле него стояли живые цветы, которые приносили люди, знавшие и любившие Дональда Маклейна.